Елена Ханга: Москва – моя мама, а Нью-Йорк – любовник

«Ханга он-лайн» – портье махнул рукой в сторону ресторана. Первая черная женщина на белом советском телевидении завтракала в одесском отеле на берегу моря. Этому завтраку предшествовали два джазовых дня – недавно Одесса праздновала 10-летие джаз-карнавала, где Елена Ханга была соведущей концертов. «Газета…» воспользовалась представившейся возможностью расспросить Елену, что называется, и про это, и про то. Для записи интервью включены два диктофона – «для страховки…»

– Я вас отлично понимаю, – смеется Елена. – Работала я в газете «Московские новости» – еще совсем девчонка. Как-то приехал большой американский начальник коммунистической партии – мне нужно было взять интервью. Пошла в гостиницу, оформила сто тысяч пропусков. И вот я вхожу, человек что-то говорит. А я даже не слушаю, – только и слежу за кнопочкой на диктофоне. Если горит – запись идет. А дома включаю – не записалось… Это самое страшное, что произошло в моей жизни (смеется).

– Елена, знаете, на фестивале зрители обсуждали не столько музыку, сколько… вас: выглядите просто отлично! А ведь гены не располагают: как-то вы признавались, что у вашей мамы фигура – «бочка на бочке»…

– Да. Мечта африканского мужчины (смеется).

– Так в чем же секрет?

– Сразу скажу – в спортзал не хожу. Хотя я и бывшая спортсменка (в свое время Елена серьезно увлекалась теннисом и даже играла за ЦСКА, – Ред.). Поправилась, когда родила. Чтобы похудеть, всячески себя «истязала». Но ничего не помогало. Я родила в Нью-Йорке, у нас на последнем этаже дома бассейн. И я плавала, плавала, плавала… Как-то подошел смотритель бассейна: «Простите, мадам, что вы делаете?» – «Как что? Плаваю» – «А зачем?» – «Сгоняю вес» – «Ну-ка выйдите отсюда, а то всех клиентов распугаете такими темпами». Ну вот я выползла – как жаба такая. Он говорит: «У вас есть пять любимых магазинов в Нью-Йорке? Вот вам совет – идите в эти магазины, но пешком. Вы похудеете гораздо эффективнее». И он оказался прав. И с тех пор я, во-первых, стала очень много гулять пешком. А во-вторых – перестала есть после шести.

– Со сцены вы сказали: «Думала ли я – простая русская баба, что когда-нибудь буду вести джаз-карнавал не в Нью-Йорке, не в Чикаго, не в Новом Орлеане, а в украинском драматическом театре в Одессе». Так как же вас сюда занесло?

– Меня пригласил Михаил (Михаил Фрейдлин – генеральный продюсер фестиваля.– Ред). Вообще-то он приглашал мою маму, и она приезжала сюда, по-моему, дважды. Но сейчас она приболела, и я к Михаилу перешла, как красное знамя (смеется). Я очень люблю джаз. И не приехать на джаз-карнавал – да еще и в Одессу – просто не могла.

– И как впечатления?

– Все, что я знала об Одессе – из уст жителей Брайтон-Бич. Я была в сборной США по КВНу. А из кого она состоит? Правильно, сборная «джентльменов». И они мне говорили: «Ой, Одесса… Все уже не то, все уже не так, вам туда ехать не надо»… Я ожидала увидеть упадок, депрессию. И каково же мое удивление, когда вот он – абсолютно европейский, чистенький, ухоженный, аккуратный город. Люди радостные, расслабленные, улыбчивые.

А еще я бы сравнила Одессу с джазом. Чтобы играть джаз, нужно чувство юмора и внутренняя свобода, потому что без нее вы не сможете импровизировать. Надо уметь слушать человека, с которым ты вступаешь в музыкальный диалог: уметь его подхватывать, предугадывать все, что он скажет. И надо быть в хорошем настроении: чтоб был драйв, кайф. И мне кажется, что одесситы обладают всеми этими качествами. А еще джаз – это музыка очень многонациональная. И это – тоже Одесса: так много всего намешано, такая «закваска» мощная, что, сколько бы «воды» сюда не налили, все равно вкус – изумительный!

– Вам предложили стать сопродюсером джазового фестиваля и запустить джазовый проект «Москва–Одесса». Но говорят, у вас есть еще планы…

– У меня навязчивая идея – хочется сделать соул-фуд ресторан. Соул-фуд в Америке означает «еда души». А еще есть соул-мьюзик: музыка души, «черная» музыка. И я очень хотела бы открыть ресторан, в котором были бы еда и музыка черных американцев. Когда-то рабам бросали со стола объедки, и те научились делать из этого потрясающе вкусные вещи. Сейчас в Америке соул-фуд считается очень изысканной едой. На постсоветском пространстве ресторанов с такой кухней нет – даже в Москве. И я бы хотела сделать что-то подобное в Одессе.

– Елена, а какой город для вас родной?

– У меня две родины. Москва – это мама, которую не выбирают, а любят по определению. И у меня есть любовник – Нью-Йорк. И как любая девушка, рано или поздно ты пытаешься оторваться от мамы. Не потому, что тебе плохо, а потому, что это естественный процесс. И вот меня поманил этот роскошный любовник.

На самом деле он очень жестокий, злой. Но с другой стороны – очень остроумный, блистательный, порочный. И когда ты с ним… тебе так хорошо! Да, он может тебе надавать по мордасам, и все говорят: «Ну что ты с ним делаешь? Возвращайся: мы тебе найдем хорошего, положительного». И ты, израненная, приходишь домой и думаешь: «Да, хорошего нужно, домашнего, своего». Но как только затягиваются раны, говоришь: «Да что вы! Я – с вот этим вот?! Да никогда!» И бежишь обратно – к тому, любимому…

– Ваш «любовник», кроме всего прочего, – весьма обеспечен… Расскажите о своем сотрудничестве с нью-йоркским Фондом Рокфеллера – крупнейшей благотворительной организацией, занимающейся множеством социальных проектов.

– Лет 20 назад Фонд Рокфеллера делал проект, в рамках которого надо было прислать свою концепцию того, как изменить мир. Я прислала, меня пригласили на собеседование, и я… выиграла конкурс. Вице-президент фонда по PR пригласил меня отужинать в ресторане. Вот мы сидим с ним, а мимо проходит его приятель, вице-президент издательства WW Norton. Познакомились, и он удивился: «Как это, вы – из России?» Я

рассказала свою историю. Он: «Это книга!» Так и родился проект моего сочинения. Я путешествовала по всему миру: была в Африке, в Англии, объездила всю Америку, работала в архивах и проследила корни своей семьи с 1865 года. Даже нашла дом, в котором жили мои прадеды в Миссисипи! Меня принимал губернатор Миссисипи. Говорит: «Вот сейчас ты сидишь рядом со мной. А твоего дедушку даже близко не подпустили бы». Думала ли я тогда, что пройдет еще 20 лет и хозяином Белого дома будет такой же человек, как мой дедушка?

Беседу вела Светлана ЛЕХТМАН

Справочная «Газеты…»:

Елена Ханга родилась в Москве 1 мая 1961 года. Отец Абдула Кассим Ханга был премьер-министром Занзибара (1964), репрессирован после государственного переворота и погиб в тюрьме. Мать Лия Оливеровна Голден родилась в 1934 году в Ташкенте в семье афроамериканца Оливера Голдена и Берты Бялик (по происхождению – польской еврейки), эмигрировавших в СССР из США. Ханга получила диплом журналиста в МГУ, в Гарварде изучала политологию, в Нью-Йоркском Университете училась на психотерапевта.

Она первая советская журналистка, которую по обмену пригласили в Бостон. Вела первое постсоветское шоу о сексе – «Про Это» и женское ток-шоу «Принцип Домино». Автор биографических книг: «Душа в душу. История черной русской американской семьи. 1865–1992» и «Про все». Кроме того, совместно с Олегом Вокуловским написала детектив «Третье пророчество». Замужем за российским политологом Игорем Минтусовым, у них девятилетняя дочь Елизавета-Анна.

Из книги Елены Ханга «Про все»

– «Я была черной в стране, где все были белыми… Может, наша семья, начало которой положил один из немногих черных американцев, приехавших в Россию в тридцатые годы, отличалась от других. Во многом меня не коснулась та предвзятость, с которой пришлось столкнуться не только африканским студентам, но и детям, родившимся от союзов русских женщин и африканцев. Античерных настроений в то время в России не существовало: расизму нужна видимая цель, а нас было слишком мало… Но было и еще одно отличие, менее очевидное как для меня, так и для окружающего мира. Одним из самых ранних моих воспоминаний стала колыбельная, которую моя бабушка пела на идиш».

– «Мы представляли собой странную пару: низкорослая, полная, белая бабушка и очень смуглая маленькая девочка. «Бэби, – говорила бабушка с сильным английским акцентом, – ты сделала домашнее задание по английскому? Английский – это кусок хлеба». По-английски я говорила с ней дома, на улице всегда отвечала по-русски. Я хотела быть такой же, как все, русской девочкой, разговаривающей на русском языке со своей русской бабушкой».

– «Я гордилась тем, что стала первой женщиной и, возможно, вообще первой, кто у нас заговорил с экрана о презервативах. Продюсеры «Взгляда» хотели, чтобы я показала в камеру брошюру Looking for mr. Condom, чтобы продемонстрировать, какая просветительная литература необходима России. Я сказала Владу Листьеву, что мне проще раздеться перед камерой, чем выдавить из себя слово «презерватив» на глазах миллионов зрителей. Пообещал, что сам прочитает название брошюры. А потом: «Елена, переведи, пожалуйста, название».

Я яростно взглянула на него, чувствуя себя преданной. И едва слышно произнесла: «В поисках господина Презерватива» – «Пожалуйста, говори громче» – «В поисках господина ПРЕЗЕРВАТИВА», – выкрикнула я, чувствуя, как кровь прилила к лицу. При всех недостатках сексуального воспитания в Америке Россия по сравнению с ней находилась в Средневековье. Тот факт, что я, взрослая женщина, едва могла произнести вслух название обычного противозачаточного средства, наглядное тому свидетельство».

– «Леня Парфенов сказал: «Лена! Вчера было рано, а завтра будет поздно. Если делать такую передачу, то именно сейчас» Рынок на тот момент – середину 90-х – был полностью завален эротикой и порнографией – начиная от кассет и книг и заканчивая рекламой. Этим никого не удивить. А как же извечное российское «поговорить»? В этом «поговорить» хранился залог успеха».

– «Сначала я скрывала от мамы, говорила – просто «развлекательная передача». Мама живет в Чикаго, она профессор университета. Она позвонила в день съемки: «Бэби! Как же так! Ты бы мне сообщила раньше, что за передача, я бы тебе рассказала что-нибудь про секс!» – «Мама! А почему же ты мне не рассказала раньше, лет эдак пятнадцать назад?» – «Кто ж знал, что когда-нибудь тебе это пригодится?..»

– «Мне все время приходится кого-то защищать. Когда к тебе подходят и тычут в нос: «А вот у вас в Америке!..» Или: «Вот вы, русские!..» – то приходится возражать. Все зависит исключительно от точки зрения. Либо я везде – чужая, либо – везде своя. Последнее – предпочтительней».

«Про все» читала Марта Борисова